Подаємо інтерв’ю Романа Губи, «Фокус» із Давидом Черкаським. Матеріал було висунуто у номінації «Кіно» премії PRESSZVANIE–2018.
Легенда советской украинской мультипликации говорил с Фокусом обо всём, кроме политики. Хотя нет, даже и о ней немного рассказал.
Как настоящий “агент ноль-ноль-икс”, Черкасский регулярно меняет явки и пароли. Поговорить с ним удаётся лишь с четвёртой попытки в Доме кино, который Давид Янович любит и называет “отличным клубом”. Здесь его тоже любят, потому интервью постоянно прерывается случайными встречами с коллегами и друзьями Черкасского. Режиссёра они ласково называют Додиком. Ему 85, по паспорту — 84, и в следующем году его ждёт грамота от Госкино. Ничего другого, говорит, государство ему предложить не может.
Продолжение мультфильмов
В последние годы всё чаще говорят о продолжении ваших картин. Объявляли даже конкурс сценариев к мультфильму “Остров сокровищ — 2” и “Приключения капитана Врунгеля”. Почему эти идеи не реализованы?
— Я так понимаю, что кто-то хотел на раскрученном бренде “проскочить в рай”. Меня это не касается. Я всё сделал, мне уже неинтересно.
У вас разрешения спрашивали?
— А зачем? Есть книжка, надо у автора спрашивать.
Но вы же автор мультипликационных образов.
— Это да. Но всё равно это их дела.
Недавно на экраны вышел мультсериал “Казаки. Футбол”, своеобразное продолжение работ Владимира Дахно. Не было идеи сделать что-то подобное?
— В 1990 году мне предложили сделать то, что я хочу. Я придумал “Сумасшедшие макароны” — работа с актёрами и мультипликацией. Снял актёров, мы ездили с экспедицией в Ялту, сделали заготовки для картины, осталось только нарисовать мультипликацию, и тут всё рухнуло — был уже 1992 год. Потом появилось предложение снять мультфильм “Остров сокровищ”, но с животными. Мы сделали пилот, но и там всё рассыпалось. Это последнее из мультипликации, что я делал. Теперь эта сфера начинает строиться заново.
И как строится?
— Медленно, но будет. Самое главное, чтобы связь не прервалась.
Связь между кем?
— Между нами, кто уже дошёл до какой-то вершины, и теми, кто только начинает работать.
Изначально картина называлась “Макароны смерти”. Откуда в названии появилось сумасшествие?
— Вы правы, сперва были “Макароны смерти”. Но потом умер оператор. Мы так испугались, что пришлось поменять название.
Вы суеверный?
— Нет, но тогда задумался (смеётся).
Кино и политика
Сейчас на кино начали выделять деньги. Вас уже засыпали предложениями?
— Нет никаких предложений. Только ждут какую-нибудь дату, чтобы наградить. Вот будет восемьдесят пять — наградят грамотой. Нет студий, нет команды. Начинать всё сначала тяжеловато.
Вы смотрите украинское кино?
— Сейчас есть разное кино. Хорошее и очень хорошее. Мне понравился фильм “У реки”. Отличная картина Евы Нейман. Она живёт в Германии, но считается украинским режиссёром. Девка гениальная.
Как вы относитесь к новым языковым квотам на телевидении, радио?
— Пока всё слишком туманно. В политику меня не тяните. Я в ней ничего не понимаю.
В прошлом году скончался Эдуард Назаров, ваш коллега и сопрезидент российско-украинского фестиваля анимации “КРОК”. Как теперь будет существовать фестиваль?
— Им будет заниматься Юра Норштейн. Но теперь это московский фестиваль, а не киевский.
В Украине его не будет?
— В Киеве он проходит за 1–2 дня, и это не очень.
Московский и киевский фестивали как-то связаны между собой?
— И там, и здесь показывают одни картины. Но в России это праздник, поездки на теплоходе, общение, а в Киев лишь приезжает пара мультипликаторов, очень хороших, из Москвы. Теперь слово “Москва”, наверное, некрасиво говорить? Назовём “инкогнито” (смеётся. — Фокус). Сейчас фестиваль на “остановке по требованию”. “КРОК” остановился на Днепре. Это очень печально, но денег на то, чтобы фестиваль проходил на корабле, нет.
Образование
Вы выпускник Киевского инженерно-строительного института. После прихода на студию “Киевнаучфильм” переманили много коллег по институту. Важно ли профессиональное образование для мультипликатора?
— Я хотел поступать на архитектурный, но тогда евреев не очень брали. Так я поступил на факультет строительных изделий и деталей. Там собрались все, кто куда-то не поступил. Мы до сих пор дружим, правда, осталось 3–4 человека, но раньше каждые пять лет собирались.
Дахно тоже из ваших?
— Он архитектор. Когда я начал работать, он как-то меня нашёл. Мы дружили по институту, по спортзалу. Архитекторы все прекрасно рисовали, они понимали движение. А насчёт образования мультипликатора, то оно очень важно. Но мы сами доходили до всего. У нас получилось выработать своеобразную манеру. Делать так, как “Союзмультфильм”, мы ещё не умели, поэтому искали иные пути и по чуть-чуть его обогнали. Ещё у нас был гениальный мультипликатор и педагог Марк Драйцун, он тоже пришёл из КИСИ. Затем появились гениальные армяне, эстонцы, латыши. Это была добрая конкуренция. Никакой злобы.
Есть ли такие качества, без которых в мультипликации работать нельзя?
— Нужно уметь рисовать, быть хорошим актёром, чувствовать музыку (пауза), ну и вообще выёживаться (смеётся).
У вас всё это есть, но вы при этом никогда не преподавали. Почему?
— Это совсем другая профессия — преподавать. Когда меня просят помочь, я не могу научить. Вот Эдик Назаров (советский и российский мультипликатор. — Фокус) мог. Я же навязываю своё мнение, а не вытаскиваю из учеников то, что можно развить.
Работать не хочу
Почему ваш мультфильм “Остров сокровищ” вышел в США без кинематографических вставок с песнями?
— Я не был к этому причастен. Песни были для того, чтобы немного сократить работу мультипликаторам. То, что нужно было рисовать два месяца, мы сняли за два дня. Ну и плюс хотели шутейно, без назидания сказать, мол, не пейте, не курите, не танцуйте, не гуляйте, не соблазняйте девушек. Мне показалось это интересным.
На какую аудиторию ориентировались?
— Когда делаешь картину, ты делаешь её для себя. Только потом твоё видение может с чьим-то совпасть. Я делал, как умел, как-то оно совпадало.
Современным детям интересно смотреть ваши мультфильмы?
— Не знаю, даже не догадываюсь. Мне вот было интересно смотреть диснеевские. На них я и учился. Когда пришёл на студию “Киевнаучфильм”, мы смотрели мультфильмы по кадрикам, изучали движения объектов.
Не было ли попыток в советское время навязать какую-то идеологию в ваши работы?
— Нет. Нас не трогали. А вот в Москве с этим было сложнее, сквозь игольное ушко не проскочишь. Они там всего боялись. Проблематично было сдать картину.
А идеи мультфильмов вам принадлежали или это был заказ?
— Объединение “Экран” из Москвы прислало заявку на мультфильм про Врунгеля. А я ещё до войны знал эту книжку Андрея Некрасова и рисунки Константина Ротова. В книге нет ни гангстеров, ни агентов. Истории не хватало. Я придумал детективный сюжет — украли Венеру. Раз украли — должен был быть заказчик. Так появился Шеф, потом два гангстера, а затем агент. Сценарий я писал как песню, просто лилось. После Врунгеля я уже делал что хотел.
“Врунгель” стал первым многосерийным мультфильмом. Ещё были “Казаки” Володи Дахно, но там в каждой серии новый сюжет. Его мультфильм показывали в кинотеатрах. А меня показали по телевизору — и писец, я стал самым знаменитым человеком в мире. Раньше, когда я клеил барышень, то говорил, что я Дахно. Только потом стал говорить, что Черкасский (смеётся). Мультипликатора и режиссёра никто в лицо не знает, но это не проблема.
А сейчас вас узнают?
— Нет. И это неплохо. Узнают разве что благодаря анекдотам в “Золотом гусе”. Помню, был эпизод очень смешной, когда у нас поклонники имелись очень разнообразные, такие грузные дядьки. И вот вижу, идёт на меня человек, любитель анекдотов и надувается, явно что-то хочет хорошее сказать. Проходит мимо и говорит: “Вы наш поклонник”, запутался бедный. Выплеснул эту любовь.
Вы всё ещё участвуете в “Золотом гусе”?
— Клуб захирел, но сейчас начинает оживать. Илья Ноябрёв и Валерий Чигляев хотят его возродить и, по-моему, у них это получится.
А вас на телевидение зовут?
— Мне это неинтересно. Лучше посидеть, попить водочку с хорошей закуской и поговорить на отвлечённые темы. О чём угодно, только не о политике. Тут и говорить нечего, какой-то беспредел происходит. Понять невозможно. Чтобы заниматься политикой, нужно в ней разбираться, а я рассуждаю о политике, как бабушка перед домом. Нужно или быть профессионалом, или не говорить о ней.
Чем занимались после развала студии?
— Рекламой. Получал большое удовольствие и зарабатывал деньги. Большие деньги.
Сейчас предлагают работать в рекламном бизнесе?
— Не хочу. Мне 85 лет. В этом году будет 86, хотя по паспорту только 85.
Как так?
— А до войны всем так давали. Родители предчувствовали войну и многих записывали на год позже. Чтобы не пошёл на фронт.
Где вы были во время войны?
— Сначала нас с мамой папа посадил на поезд в город Чкалов, ныне Оренбург, а сам отправился догонять свою часть. Война тогда была, конечно, не теперешняя. Война была всенародная.
А сейчас?
— А сейчас кто-то там воюет, здесь выпивают. Даже идея непонятна. Тогда если голодали, то все голодали, если вызывали на войну, так всех вызывали. Мать никогда не работала, и даже она вдруг стала работать.
У вас есть привычки, которым вы не изменяете?
— Люблю спорт. Примерно с седьмого класса и до окончания института я занимался спортивной гимнастикой. Был крепким перворазрядником. Состоял в сборной Украины по гимнастике среди студентов. На студии мы всё время по два часа маньячили в футбол. А потом горные лыжи с 50 лет. Года четыре назад я ещё катался, но травмировал колено, а так до сих пор бы катался.
Роман Губа, «Фокус», 28 червня 2017 року