Таїсія Бахарєва, «Факты» поспілкувалася із актрисою Ларисою Кадочниковою про кінорежисера Миколу Мащенка.
12 января 2014 года известному украинскому режиссеру исполнилось бы 85 лет.
Ровно 15 лет Николай Мащенко возглавлял одну из старейших студий Советского Союза — Киностудию имени Александра Довженко. К тому времени, когда стал руководителем, он уже снял свои самые известные картины: «Комиссары», «Как закалялась сталь» и «Овод». Последней работой мастера стал фильм «Богдан-Зиновий Хмельницкий». Режиссер снял его пять лет назад, сказав, что завершает свой долгий путь в отечественном кино. Николай Павлович с тех пор не работал, хотя вынашивал идею съемок фильма о последних днях жизни Леси Украинки. Реализовать мечту ему так и не удалось. 2 мая 2013 года известный режиссер ушел из жизни.
«Казалось, что у Мащенко дворянские корни, хотя его мать была свинаркой»
— Я познакомилась с Николаем Мащенко после успеха картины «Тени забытых предков», — вспоминает народная артистка Украины и России Лариса Кадочникова. — Правда, и до этого не раз обращала внимание на очень подвижного яркого мужчину, которого часто встречала в коридорах Киностудии имени Довженко. Не зная его лично, я не могла не ощущать эмоциональную натуру Николая Мащенко. Там, где он появлялся, все будто ускорялось. Мы познакомились, когда Николай Павлович пригласил меня на одну из главных ролей в своей картине «Комиссары». Знаете, слова Антона Чехова, что в человеке все должно быть прекрасно, именно о нем.
— Просто идеальный образ.
— Но это действительно так. Николай Мащенко был невероятно красив, подтянут. За всю нашу долгую дружбу я ни разу не видела его неухоженным. Он очень любил красивые вещи и одевался с эдаким лоском. Не могу себе представить, чтобы Мащенко появился, скажем, в спортивном костюме или какой-то свободной футболке. Казалось, что каждый раз он выходит из дому, будто идет на очень важную встречу. Он сам создал свой образ. При взгляде на него казалось, что у Николая Павловича должны быть непременно дворянские корни. Но это было совершенно не так. Мама знаменитого режиссера родом из села Меловатка Луганской области, работала свинаркой. Он всегда так трепетно о ней вспоминал. Николай Павлович был самым младшим из семерых детей. Оставалось только удивляться, откуда у мальчика из простой семьи исключительное чувство вкуса.
Он был щепетилен во всем, что касалось внешности. Небольшой рост Николая Павловича совершенно его не портил. Он носил изящные, идеально начищенные штиблеты, обязательно на небольшом каблучке. У режиссера были роскошные волосы, прическу он практически никогда не менял — эдакий хохолок делал его визуально чуть выше, а идеально прямая спина подчеркивала изящность фигуры.
— Женщины были без ума от Мащенко?
— Конечно, да. Не знаю ни одной, которая могла бы устоять перед его обаянием. Что касается меня, то во время нашего знакомства я была замужем за Юрием Ильенко, под покровительством Сергея Параджанова и, понятно, ни о каких романтических историях не помышляла. Ничего подобного не позволял себе в отношении меня и Николай Павлович. Рассказывали, что Николай Мащенко потрясающе ухаживал за женщинами. Я помню, как в Киеве он организовывал выставку картин своей второй супруги — болгарки Захаринки. Потом они разошлись. Однажды актриса нашего Театра русской драмы имени Леси Украинки Мальвина Швидлер сообщила мне: «А знаешь, за кем ухаживает Николай Мащенко? За своей монтажницей Женей. Он покупает ей такие шубы, бриллианты. По-моему, собирается на ней жениться». Маля оказалась права, Евгения действительно стала третьей, последней, супругой Мащенко. Они жили гармонично, хотя, понятно, главным в семье был Николай Павлович.
«Отыграв сцену в фильме „Комиссары“, я просто рухнула на пол. Такой нагрузки не испытывала никогда»
— При встрече с ним всегда почему-то на ум приходил Наполеон.
— Вы знаете, они действительно были чем-то похожи. Жесткие и в то же время удивительно романтичные. Даже в картинах Мащенко все главные герои — люди возвышенных чувств. Не помню случая, чтобы Николай Павлович пришел на работу в подавленном состоянии. Если что-то такое у него проявлялось, он тут же спешил уединиться. Мы только удивлялись, откуда Мащенко черпает свой энергетический тонус. Помню, когда я проходила пробы на роль учительницы в картине «Комиссары», режиссер в присущей ему манере ярко высказывал свои впечатления. Меня сразу же приняли, и я была единственной женщиной среди актеров-мужчин. Это было мужское соцветие: Кость Степанков, Борислав Брондуков, Иван Миколайчук. Кстати, я считаю, что роль в «Комиссарах» для Степанкова была одной из самых лучших в его карьере. Мащенко обожал Костя Петровича. Он и Иван Миколайчук были единственными среди актеров, на которых Николай Павлович никогда не повышал голос.
— Значит, на вас…
— Бывало, кричал. Но самая серьезная «стычка» у нас произошла на первой же съемке. Приступая к работе, я от многих коллег слышала, что Мащенко в реальной жизни и на съемочной площадке — это два абсолютно разных человека. Хотя, признаюсь, разговорам не верила. Он относился ко мне с таким обожанием, трудно было поверить в то, что Николай Павлович может прикрикнуть. Съемки «Комиссаров» проходили в Закарпатье, в Мукачево, где в одной из центральных гостиниц разместилась съемочная группа. Работа началась на следующий день после приезда. Первой сценой был монолог моей героини Александры, которая находится на жизненном распутье. Сценарий на украинском языке, я, конечно, дома подготовилась к роли, все выучила.
И вот поставили свет, я в кадре, и ко мне подходит Николай Павлович. Смотрю — не могу его узнать. Это был совершенно другой человек: нервный, раздраженный, взъерошенный. Вдруг он достает листок бумаги, протягивает мне и говорит: «Лариса, это новый текст твоей героини». Я в шоке! Попросила время, чтобы подготовиться, но Мащенко отказал. Тогда у меня нервы вообще были на пределе. Я сложно заучиваю текст, идеально знаю его лишь на второй день — таковы особенности моей памяти. А здесь режиссер дал мне всего десять минут. Кое-как выучила слова, меня всю трясло, казалось, что температура взлетела до сорока градусов. Позже я поняла, что именно такого состояния и добивался от меня Мащенко. Ему совершенно не нужно было мое актерское кокетство, он хотел увидеть работу в состоянии стресса. Отыграв свою сцену, я просто рухнула на пол. Такой нагрузки не испытывала никогда. Потом оказалось, что подобные методы совершенно нормальны для режиссуры Мащенко. Только так его кино насыщалось удивительной энергетикой.
— Рассказывают, что Николай Мащенко в состоянии эмоционального подъема мог замахнуться на актера стулом.
— Действительно, он часто был доведен до этой точки. Мащенко был жесток на площадке: кричал, матерился, а иногда и хватался за тяжелые предметы. Слава Богу, все это было не в мой адрес, но актерам-мужчинам от Николая Павловича доставалось. Надо признать, при этом у Мащенко было одно замечательное качество: он очень быстро отходил. Съемки заканчивались, и Николай Павлович, как по мановению волшебной палочки, становился прежним: добрым, ласковым, отзывчивым. Он подходил к актерам, обнимал их, благодарил, извинялся. Словом, совершенно другой человек.
«Каждую из своих картин Николай Павлович создавал как последнюю»
— Об этой его черте вспоминает и Владимир Конкин (Павка Корчагин).
— Володе прилично доставалось от Николая Павловича. Тогда это было темой номер один обсуждения на Киностудии имени Довженко. Конкин попал на съемочную площадку совершенно молодым, еще никому не известным актером, и пришлось ему очень нелегко. Однажды, чтобы довести артиста до нужного ему состояния, Мащенко распорядился привязать раздетого до пояса и измазанного искусственной кровью Конкина к деревянному столбу в павильоне. Затем режиссер объявил часовой перерыв, а Конкин так и остался привязанным. Это было в начале работы над фильмом «Как закалялась сталь». Тогда Володя получил первый урок великой режиссуры Николая Мащенко.
— После сумасшедших съемок Николай Павлович позволял себе расслабиться?
— Он был компанейским человеком, но никогда не переходил грань панибратства. На съемках «Комиссаров» в свободное время мы часто ходили купаться на реку. Приглашали и Николая Павловича, но он всегда находил причины, чтобы отказаться. Наверное, не хотел, чтобы мы видели его в каком-то не очень приглядном виде. Похоже, Мащенко старается быть в стороне от съемочной группы. Может, это и правильно. Он создал себе определенный имидж. Мог выпить, любил красное вино, но никогда я не видела Николая Мащенко пьяным. Казалось, что каждую из своих картин режиссер создавал как последнюю. В этом было что-то мистическое.
— Николай Мащенко никогда не предлагал вам роли в своих последующих картинах?
— У него было правило: снимать актера лишь один раз. Так же произошло и с Владимиром Конкиным, Андреем Харитоновым. Кстати, Харитонову тоже пришлось несладко на «Оводе». Рассказывали, как Мащенко заковывал его в кандалы и оставлял так одного на несколько часов, доводя актера до обморочного состояния. Зато как великолепно сыграл Харитонов свою роль!
После работы в «Комиссарах» мы продолжали общаться с Мащенко как добрые друзья. Именно он вел мой юбилейный вечер, на который приехал и Сергей Параджанов. В Доме кино собрался полный зал. Параджанов прибыл из Баку разбитый, больной. В конце вечера он накинул на мои плечи золотую шаль и ушел вместе с Николаем Мащенко под аплодисменты собравшихся. Параджанова переполняли чувства. Тогда он только приступил к работе над картиной «Ашик-Кериб» и хотел поделиться впечатлениями с другом.
— Мащенко начинал свою карьеру как театральный режиссер. Говорят, его последней пьесой стало ваше совместное творение о любви Жорж Санд и Шопена.
— Все началось с того, что Николай Павлович поставил в нашем театре замечательную комедию «Дом, где все кувырком». Она имела колоссальный успех у зрителей. Но, к сожалению, умер Валерий Сивач, игравший главного героя, и спектакль сняли. Мащенко тяжело переживал эту ситуацию. Затем я написала пьесу о любви Жорж Санд и Шопена, дала прочесть ее Мащенко. Николай Павлович сказал, что ему очень нравится, но он хотел бы внести в нее кое-какие изменения. В результате сделал совершенно новую пьесу. В один из сезонов ее даже собирались ставить в Театре имени Леси Украинки, но тогда грянул кризис.
К сожалению, наша мечта так и осталась неосуществленной. Мащенко переживал. Последние годы мы созванивались с ним буквально каждый день. Это превратилось уже в необходимость для нас двоих — просто узнать, что все хорошо. Голос режиссера был уже не таким энергичным и жизнерадостным. Мне казалось, он принадлежит усталому, больному человеку. Но стоило лишь нам начать говорить о каких-то творческих вещах, как на другом конце трубки происходила перемена, и я вновь слышала молодого, яркого Мащенко. Думаю, что Николай Павлович очень страдал от своей невостребованности. Если бы он работал, снимал кино, я уверена, режиссер бы еще жил. Потому что главным в его жизни всегда было творчество.
Таїсія Бахарєва, «Факты», 15 січня 2014 року